Медуза - Страница 68

Когда дежурный офицер отпер дверь, ведущую в обширное хранилище в полуподвале, Дзен почувствовал себя как дома. Архивы по всей стране были одинаковы, а он за годы службы побывал в большинстве из них. Ему они казались грустными, но навевавшими покой заведениями – безмятежными погостами давно забытых интриг, тайн и злодеяний, до которых больше никому нет дела. А главное – архивы были исключительно полными. У итальянских бюрократов могут быть свои недостатки, но, как средневековые монахи, которых они во многих отношениях весьма напоминают, бюрократы никогда ничего не выбрасывают, хотя вполне могут умышленно уничтожить какой-нибудь приказ, полученный сверху, или, повернувшись спиной и сделав вид, что ничего не заметили, позволить доброму знакомому изъять документ.

Учитывая ситуацию, эта последняя особенность официального делопроизводства вызывала у Дзена определенную тревогу. Еще тревожил его монитор, стоявший на столе возле двери, но молодой офицер заверил его, что, хотя каталог постепенно и переводится в цифровую базу данных, процесс немного отстает от графика по техническим причинам и из-за нехватки персонала, поэтому в компьютер пока внесены дела, только начиная с 1994 года. Более ранние материалы можно было, сверившись с картотекой, найти в папках, расставленных на стеллажах по системе, хорошо известной Дзену. Он отпустил сопровождающего, откровенно намекнув, что тому, несомненно, нужно еще поспать, и приступил к работе. Вскоре после этого появился сержант с пластмассовым стаканчиком двойного эспрессо. Глубоко погруженный в свои папки, Дзен чуть было не дал ему на чай.

Документов, касающихся Клаудии и Гаэтано Комаи, было немного, и кроме обязательных бумаг, содержавших рутинные сведения, они в основном были связаны со смертью последнего. Дзен принялся читать, отмечая некоторые детали из отчетов, сделанных по горячим следам, а также записал фамилию офицера, который вел допросы в рамках расследования. Узнав все, что ему требовалось, он поставил папки на место и поднялся наверх.

Дежурный сержант никогда не слышал ни о каком Армандо Бойто и очень сомневался, что о нем слышал его начальник.

– Мы слишком молодые, – объяснил он подобострастно-извиняющимся тоном, какого Дзену еще никогда не случалось слышать в применении к этим словам. – В отделе кадров, конечно, хранятся личные дела всех бывших сотрудников, но до восьми часов там никто не появится.

Дзен вышел на крыльцо покурить. Дождевые капли, тяжелые, как градины, сыпались с неба. Дальше, через улицу, Адидже, подобно коллективному бессознательному спящего города, несла свою вязкую коллоидную массу цвета крови, отягощенную всякой гнилью и мусором, аморфными формами и промокшими ворохами какой-то мерзости, разбитыми мечтами и несбывшимися грезами. От массивных альпийских горных хребтов, возвышавшихся за рекой, надвигалась гроза, которая к вечеру наполнит широкое русло Адидже по верхний край парапета. Люди будут качать головами и обмениваться модными сейчас мыслями по поводу меняющегося климата, но, если честно признаться, климат здесь всегда был таким. В Италии никогда не существовало хорошей пейзажной живописи. Природа здесь испокон веков была противником.

Инстинкт подсказывал Дзену, что медлить нельзя. Невыспавшийся, но благодаря высокому содержанию адреналина и кофеина в крови чувствовавший себя абсолютно бодрым и готовым действовать, он, однако, не мог ничего предпринять, пока дневной персонал квестуры не явится на службу как здесь, так и в Кремоне. Ему пришло в голову, что нужно взять напрокат автомобиль, и раньше всего подобные службы открываются в аэропорту. Он вернулся в квестуру и попросил сержанта найти ему телефон местного кооперативного таксопарка. К тому времени столь успешно укрепив свой авторитет, Дзен, вероятно, мог бы уговорить их отвезти его туда на патрульной машине, но он чувствовал, что события быстро приближаются к той точке, где, чем меньше свидетельств участия в деле официальных органов, тем лучше.

Когда такси доставило Дзена в аэропорт, признаки жизни подавал лишь один освещенный терминал, где шла регистрация на вылетавший ни свет ни заря, зато «уцененный» рейс на Ибицу. Окошки «Аренды автомобилей» находились в противоположном конце зала, в крыле прибытия. Дзену показалось, что пути туда не менее километра, к тому же все окошки оказались закрыты. Он уселся на ближайшую из длинного ряда металлических скамей, с трудом преодолевая желание лечь и отдаться сну. Чтобы побороть дремоту, он начал вспоминать свой разговор с Клаудией Комаи и только сейчас сообразил, что она все поняла наоборот.

«В свое время я сделала соответствующее заявление полиции, – сказала она. – Меня допрашивали несколько раз, и я сообщила все, что знала, пока события были еще свежи в моей памяти. Протокол должен до сих пор лежать в какой-нибудь старой папке».

Он беспокойно ерзал на скамье, которая, видимо, была спроектирована по образцу мебели для заведения быстрого питания, чтобы свести до минимума время, которое человек способен на ней просидеть.

«Довольно с меня ваших трюков и подначек, вы поняли? Он просто упал с лестницы! Вот что случилось, и у вас нет никаких доказательств, что это не так. К тому времени он уже был калекой, прости Господи! Он упал с лестницы! Так сказано в выводах следствия, проведенного по горячим следам, и никакого другого никогда не проводилось, ни разу за все эти годы!»

И эти ужасно вульгарные ругательства, каких приличная дама (а Клаудиа явно хотела ею казаться) никогда бы себе не позволила на людях. «Идите к черту! Идите на…!» – Дзен пробормотал эту фразу вслух, адресуя ее самому себе, только его недовольство было вызвано совсем другими причинами.