Первый этап его исследования не дал почти ничего, кроме вычитанного между петляющих строк факта, что изначально роль Леонардо в их отношениях была пассивной. Это Клаудиа инициировала роман, когда молодой лейтенант появился на вилле однажды летним днем якобы для того, чтобы вернуть книги своему командиру. Так случилось, что Гаэтано Комаи был в отъезде по делам. Совсем другие дела стали вскоре разворачиваться у него дома. Спустя короткое время лейтенант Ферреро начал регулярно бывать на вилле, причем именно в те дни, когда Гаэтано и прислуга отсутствовали.
Дзен уже хотел отложить альбом, когда заметил, что захватанная часть обреза не кончается там, где завершается исписанная часть страниц, а продолжается чуть дальше. Перевернув два пустых листа, он обнаружил продолжение текста, написанного на первый взгляд другой рукой. И перо было другим – обычная синяя шариковая ручка. И почерк – более плотный, жесткий и наклонный. Всего три страницы, Дзен прочел их целиком, очень быстро.
Нальдо Ферреро стоял за входной дверью, словно ждал его.
– Простите, что набросился на вас, – сказал он кающимся тоном.
– Вы подали заявление о выдаче тела вашего отца?
– Еще нет. Я был занят. Но я этим занимаюсь.
Дзен посмотрел ему в глаза.
– Сеньор Ферреро, когда мы встречались в прошлый раз, я обещал помочь вам в пределах своих возможностей в обмен на ваше сотрудничество. Вынужден признаться, что мне это не удалось, но я дам вам совет. А вы правильно сделаете, если им воспользуетесь. Не обращайтесь в судебные органы по этому делу. Не пытайтесь больше ничего выяснять, ни официально, ни неофициально. Возвращайтесь в «Ла Сталлу», женитесь на Марте, если она согласится, и постарайтесь обо всем забыть. Одного человека уже убили за причастность к этому делу. Второй был погребен под землей по мнимому смертному приговору. Если вы не остановитесь, то можете стать третьим. Это дело затрагивает очень важные интересы людей могущественных и безжалостных. В любом случае вы ничего не обретете. Боюсь, да почти уверен, что тела вашего отца уже просто не существует. Оставьте это и продолжайте жить своей жизнью.
Оказавшись снова за рулем, Дзен выместил подавляемые до того момента эмоции на несчастном арендованном автомобиле, выжимая из нет о максимум скорости на поворотах и редких прямых участках дороги, распугивая других участников движения пронзительными сигналами клаксона и резко вжимая педаль тормоза до самого пола. Выехав наконец на автостраду, он сначала направился на запад, а потом свернул на юг от Кремоны. У заправочной станции в Геди припарковал машину за мастерской, вдали от главного строения, между двумя огромными красными трейлерами с надписью «Transport Miedzynarodowy» по бортам и адресом предприятия в Польше. В магазине-баре при станции купил маленький электрический фонарик, заказал кофе и граппу и устроился за одним из стоячих столиков. У него так сильно дрожали руки, что он с трудом подносил ко рту чашку и стаканчик.
Несколько лет назад, приехав в родную Венецию, Дзен непреднамеренно стал виновником смерти своего друга детства, оказав на него чрезмерное давление в момент, когда тот был слишком уязвим. Похоже, теперь происходило то же самое. В тот раз он никак не мог предвидеть последствий своих действий, однако чувство отвращения к себе у него осталось. Сейчас он надеялся лишь на то, что ему будет дарован шанс насколько возможно загладить свою вину.
Когда машина проехала мимо первый раз, Габриэле разогревал себе грибной суп из пакета. К супу он добавил немного свежих белых грибов, собранных на памятной с детства поляне в чаще у реки. Маленьким чудом, словно спрессовавшим минувшие годы, оказалось то, что поляна все еще была на своем месте.
Когда та же самая машина проехала второй раз, в другом уже направлении, он ел суп с хлебом, купленным в ближайшем городке тремя днями раньше. Размоченный в пюреобразной коричневой гуще, хлеб казался почти приятным на вкус.
Несмотря на плохое освещение, Габриэле одновременно читал «Путешествие в Италию» Ипполита Тэна в превосходном компактном седьмом издании (Ашетт, 1893). Ему вспомнилось замечание, сделанное его другом, увидевшим одну из ежегодных открыток: Персея с отрубленной головой Медузы. Друг не ведал, конечно, ее потайного смысла: если бы мы могли перенестись в челлиниевскую Флоренцию, а современники Челлини – в наше время, нас привели бы в ужас запахи, а их – шумы.
Путешествие во времени – единственный вид путешествий, который еще интересовал Габриэле, – к сожалению, было пока невозможно, но дни, проведенные в деревне, обострили его слух, сделав чутким, как у кошки. Тишина здесь была какой-то густой, напряженной и прерывалась лишь изредка стрекотом случайного самолета в вышине. Местную дорогу, проходившую мимо имения, наконец-то заасфальтировали, но почти не осталось тех, кому она была нужна. Поэтому, когда машина проехала мимо первый раз, это уже было необычным событием. Габриэле прислушался к работе двигателя, запомнив особенности. А когда машина вернулась и остановилась метрах в ста от подъездной аллеи, вероятно, в той рощице, на которую выходил давно заброшенный черный ход соседней усадьбы, Габриэле отложил книгу, отставил кастрюльку с супом и поднял с пола заранее приготовленный рюкзак с набором необходимых принадлежностей.
Он давно продумал план, на который навела его случайная встреча со стариком-китайцем в миланском парке Семпьоне. Посреди обычной толпы наркоманов, проституток обоих полов и бездомных нищих этот крохотный, сморщенный человек безмятежно представлял нечто, выглядевшее как особый род искусства: живая статуя, медленно, но очень четко принимавшая разные ритуальные позы, перетекавшие одна в другую.