– Повторяю, сеньор Ферреро, единственный реальный для вас шанс узнать, что случилось с вашим отцом, – это я.
– С каким отцом?
При иных обстоятельствах Дзен мог бы заподозрить, что над ним хотели подшутить, но к тому моменту у него уже не осталось никаких сомнений в том, что его собеседник начисто лишен чувства юмора.
– С тем, чью фамилию вы носите и выдачи останков которого добиваетесь. В пределах своих возможностей я готов способствовать вам в этом, но взамен прошу вашего полного содействия.
Нальдо Ферреро посмотрел на Дзена с нескрываемой ненавистью.
– А вам какое до всего этого дело?
Дзен не ответил. Устав за последний час от безостановочного потока речей о пороках глобализма, зарождении движения «Медленное питание» и необходимости новой сельской экономики, основанной на систематизированной поддержке фермерских хозяйств, он был совершенно уверен, что долгого молчания Нальдо не выдержит.
– Я не нуждаюсь в помощи полиции, – выпалил Ферреро. – Моя жалоба составлена юридически грамотно, и законность моих притязаний может быть доказана анализом ДНК. И вообще, с каких это пор вы, полицейские, стали такими заботливыми?
Дзен иронически улыбнулся, что было ошибкой.
– Таково следствие административной реформы новой власти. Нам приказано служить обществу.
Лицо собеседника еще больше напряглось и помрачнело.
– Ах, вот как! Вы позволяете себе шутить? Так знайте же, что я предпочитаю неприкрытое обличье старой власти этой новой маске, доктор Дзен.
– Я тоже, но по какой-то причине с нами забыли посоветоваться. Короче, вы будете играть в карты или валять дурака?
– Не понял?
– Венецианский анекдот. Бог играет в скопу со святым Петром. Проигрывает. Тогда он быстренько совершает чудо и меняет карты так, что у Петра они оказываются слабее. Мой вопрос – это реплика апостола.
Ферреро тупо уставился на него. На шутки бедняга умел реагировать не лучше, чем на молчание. Единственным для него способом противостояния миру была безудержная говорливость без тени юмора.
– Я уже рассказал вам все, что знаю, – вяло произнес он.
– Хорошо, давайте попробуем отделить зерна от плевел и подытожим то, что вы мне рассказали, опуская все, что относится к сельскому хозяйству, пищевым продуктам и росткам движения, призванного вернуть общину на стезю коммунизма. – Дзен заглянул в блокнот, лежавший на столе между ними. – Из телевизионных новостей вы узнали о неопознанном теле, найденном в системе заброшенных военных туннелей. Ваша мать, Клаудиа Комаи, проживающая в Вероне, сообщила вам после смерти своего мужа Гаэтано, что вашим биологическим отцом является некто Леонардо Ферреро, погибший еще до вашего рождения в авиакатастрофе над Адриатическим морем. Теперь она звонит вам и говорит, что тело, обнаруженное в Доломитовых горах, принадлежит ему, и побуждает вас подать официальный запрос о выдаче вам этого тела.
– Да, таковы факты.
– Очень хорошо, но давайте попробуем на эти голые факты нарастить немного мяса. Хочу еще раз напомнить, что вы не находитесь под присягой и не должны подписывать никаких протоколов. Разумеется, дело обернется совсем по-другому, если я заподозрю, что вы, кого-то покрывая, пытаетесь что-то утаить.
Особенно резкий порыв ветра рубанул по дому словно топором. Под этим ударом, казалось, задрожал даже неподвижный, спертый воздух внутри помещения.
– Мне нечего скрывать! – воинственно заявил Нальдо Ферреро.
– Возможно. Но вашей матери – несомненно, есть.
– Не вмешивайте сюда мою мать!
– Боюсь, это невозможно, учитывая, что именно она рассказала вам правду. Вы ей поверили?
– Зачем ей придумывать подобную историю?
– Ну, можно предположить целый ряд причин. Допустим, у нее был роман с этим Ферреро, она его искренне любила, он ее бросил, а потом погиб. Она могла убедить себя, что вы – его сын, чтобы у нее хоть что-то от него осталось.
– Моя мать не сумасшедшая!
– Ладно. Тогда давайте предположим, что ее версия верна. Мы знаем, что Леонардо Ферреро погиб в авиакатастрофе. Не безумие ли с ее стороны в таком случае спустя столько лет велеть вам претендовать на выдачу неопознанного тела, обнаруженного глубоко под землей, на том основании, что тело это якобы принадлежит Ферреро?
Нальдо вскочил.
– Думаете, мне не все равно? – закричал он. – Да я никогда в жизни не видел этого человека.
– Но вы сменили фамилию Комаи на Ферреро, – напомнил Дзен.
– Только чтобы доставить удовольствие матери! Все, что я делал в этой жизни, я делал ради того, чтобы доставить ей удовольствие. Она попросила меня связаться с властями в Больцано – я связался. Когда я рассказал ей о результатах своих контактов, она попросила подать официальное заявление в суд, чем я сейчас и занимаюсь. Она моя мать, и я люблю ее. Вся эта история, очевидно, много для нее значит по какой-то причине, поэтому я играю свою роль и делаю то, чего она хочет. Мне лично совершенно наплевать, кто мой отец.
Он зашагал в глубину комнаты и скрылся за баром. Дзен закурил сигарету и огляделся. Ресторан «Ла Сталла» с осени не работал, но было трудно себе представить, чтобы даже в разгар летнего сезона столь уединенное место могло привлечь веселые и шумные толпы жаждущих наслаждений посетителей, способных придать хоть какой-то смысл этому заведению, похожему, да наверняка и бывшему на самом деле, переоборудованным амбаром.
Во всем облике ресторана ощущался неуловимый дух поражения, словно его обошли стороной все современные веяния, к которым он то ли не мог, то ли не желал приспособиться. Нальдо объяснил, что заведение было основано в восьмидесятые годы как общественная столовая на деньги ультрамодного кинорежиссера левых взглядов, который поставил руководить делом своего сына в надежде отлучить его от героина. Лечение дало отличный результат: впоследствии сын покинул здешние места и открыл ресторан внизу, на побережье, возле Анконы. Этот поступок был расценен остальными членами коллектива как гнусное предательство. Отказаться от их идеалистического начинания здесь, в удаленном уголке у подножия Апеннин, куда добраться можно только по немощеному длинному проселку, тянущемуся вдали от захолустной дороги, в деревне, даже не обозначенной на карте, с которой сверялся таксист, везший Дзена? И вместо этого открыть свое вроде бы не дающее никакого дохода дело в мерзкой коробке из стекла и нержавеющей стали прямо в сердце бесстыжей потребительской преисподней на морском берегу? И сколотить себе там состояние! Пять месяцев работы в году, а потом на всю зиму в Таиланд или на Маврикий. Это отвратительно, просто отвратительно.