Тем не менее его терзало неотступное ощущение, основанное на многолетнем опыте и знании того, как ведутся подобные расследования: что-то здесь не так. Спустя несколько дней ощущение окрепло настолько, что он позвонил в квестуру Больцано и попросил их затребовать копию акта о вскрытии непосредственно из больницы. Полученного ответа оказалось более чем достаточно, чтобы укрепить его сомнения.
...«Официальный ответ больничной администрации гласит, что подобный запрос может быть рассмотрен лишь в случае, если он направлен через Министерство обороны, представляющее собой государственное учреждение, в компетенцию которого входит данное дело. Согласно нашим источникам, однако, акт вскрытия и фотографии, сделанные в его ходе, вместе с самим трупом, а также одеждой и предметами, имеющими к нему отношение, более не находятся в больнице, а переданы в распоряжение офицеров службы карабинеров утром 15 числа сего месяца».
Именно после этого Дзен решил, что ему стоит прокатиться на север. Как бы хорошо ему ни было в Лукке, он был готов покинуть ее на несколько дней и особенно рассчитывал на встречу с полковником Микколи, учитывая, что их телефонный разговор состоялся через три дня после событий, отмеченных в факсе из квестуры. Поэтому он забронировал себе билет первого класса в спальном нагоне ночного поезда, который останавливался во Флоренции за несколько минут до полуночи и прибывал и Больцано около четырех утра.
Когда Дзен явился в местный штаб карабинеров, ему сообщили, что полковник Макколи «в отъезде». Более того, его помощник, как выяснилось, никогда не слышал о Дзене и ничего не знает о деле, по которому тот приехал.
К счастью, Дзен заранее подготовил запасной вариант. Один из немногих существенных фактов, отмеченных в полученном из службы карабинеров отчете, имел отношение к трем молодым австрийцам, нашедшим тело. Имена, адреса и домашние телефоны, как положено, имелись в протоколе, и, понимая, что терять ему нечего, Дзен стал их обзванивать. Первые две попытки оказались тщетными из-за языкового барьера, но на третий раз он дозвонился до Антона Ределя, который родился и вырос в Альто Адидже и прилично говорил по-итальянски. Тот охотно согласился вернуться на место трагедии и рассказать, как все было, попросив лишь оплатить ему дорогу из Инсбрука, где он в настоящий момент учился в университете, и обратно.
За крутым поворотом дороги впереди показалась группа разбросанных по обрывистому склону горы низких строений. Большинство из них было заброшено, но в некоторых горел свет, а в центре деревушки имелись бар и магазин с бензоколонкой. Бруно свернул туда и припарковался.
– Нужно заправиться, шеф, – объяснил он.
Воздух внутри бара был таким же удушающе спертым и жарким, как и в заведении наверху, но, когда полдюжины посетителей увидели униформу Бруно, температура словно сразу упала на несколько градусов.
Дзен подошел к стойке и попросил два кофе и стаканчик необычно выглядевшей жидкости домашнего изготовления в литровой бутылке. Ему пришлось повторить заказ несколько раз, прежде чем женщина за стойкой наконец кивнула и, шаркая, удалилась, ничего не объяснив. В ожидании ее возвращения Дзен просмотрел статью из валявшейся на стойке немецкоязычной газеты о некоем богатом венесуэльце, который взорвался в машине у ворот своей виллы в Кампьоне д'Италия. Отлично, подумал он, чем скорее это тупиковое дело, в которое он по глупости ввязался, перестанет быть лишь отечественной новостью, тем лучше.
В баре появился Бруно, на ходу проверяя содержимое своих многочисленных карманов и застегивая их на молнии. Две чашки кофе и рюмка ликера были поставлены перед ними без единого звука. По правде говоря, в баре вообще никто не произнес ни слова с того момента, как они вошли.
– А здесь тихо, правда? – заметил Бруно.
Дзен закурил, ничего не ответив.
– На первый взгляд тихо, – громко продолжил шофер, опершись о стойку и обозревая зал. – Но видимость бывает обманчивой. На самом деле все жители этой деревни страдают редкой и в конце концов смертельной болезнью, чье неумолимое течение может быть приторможено лишь приемом живой человеческой крови. – Он мрачно кивнул, словно подтверждая диагноз. – Такова плата за многие века кровосмешения. Бедные люди. Их потому так мало и осталось, что сюда редко кто заглядывает, и они от отчаяния вынуждены тянуть жребий между собой. Но их обычная практика – заманивать проезжающих обещанием горячих напитков и бензина. Когда-то эта дыра была шахтерской деревней, здесь в горах до сих пор сохранился муравейник заброшенных шахт. Они прячут там трупы и перепродают машины мафии. Время от времени где-нибудь по дороге в Кортину пропадают туристы. И никто ничего не может доказать.
Он указал пальцем на пол.
– Вот здесь, прямо под тем местом, где вы стоите, доктор, находится люк. Хорошо, что вы приехали сюда не один. А то оглянуться бы не успели, как уже лежали бы в погребе со сломанной ногой, а эти твари бежали бы вниз по лестнице, хохоча, визжа и в нетерпении отталкивая друг друга, чтобы вскрыть вам артерию и попировать.
Резко повернувшись, Бруно ткнул пальцем в одного из посетителей, хлипкого мужичонку.
– Ну, ты, карлик! – взревел он. – Сколько литров человеческой крови ты выпил за этот год, а? Сосал свернувшуюся густую красную массу как материнское молоко! А этот боров рядом с тобой рылся мордой в еще теплых внутренностях в надежде найти последнюю каплю, прилипшую к кишкам!
Положив деньги на стойку, Дзен взял Бруно за плечо и вывел на улицу. Уже и на этой высоте начинался снегопад.